Наташа моя знакомая переводчица, позвонила, как это часто бывает, совершенно неожиданно.

- Юрий, может быть, ты поможешь найти деревню Шала под Санкт-Петербургом? Через неделю из Германии приезжает один немец, который ищет место захоронения своего отца. Это где-то к югу от Ладожского озера.

            Так началась одна из многих жизненных историй после того, как я покинул военную службу и начал заниматься примирением бывших врагов. Название „Шала“ приходилось за последние годы слышать неоднократно. Это место в войну было на слуху у многих советских и немецких солдат, воевавших южнее Ладожского озера. Здесь, в 80 км к юго-востоку от Ленинграда, бушевали жестокие бои. Их жертвой стали не только десятки тысяч солдат, погибших по обе стороны блокадного кольца. Сгорели дотла многие деревни. Такая же участь постигла и Шалу.

Эти подробности немцу Kaрлу Фридриху Штайнеру пока не были известны. К своему 70-летию он получил от сына в подарок поездку в Санкт-Петербург, которую тот не только оплатил, но и провел необходимые подготовительные мероприятия. От Народного союза Германии по уходу за воинскими захоронениями внук узнал, что его дед Kaрл Луитпольд Штайнер - лейтенант и командир роты 423-го пехотного полка 212-ой пехотной дивизии - погиб 8 января 1942 года близ Шалы и был захоронен там у железнодорожной насыпи. Точное место погребения Народному союзу было неизвестно.

Узнав все это от переводчицы Наташи, я решил подготовиться к поездке и поднял свой архив, который собираю вот уже более десяти лет с помощью бывших немецких солдат. В нем представлены истории дивизий вермахта, сражавшихся под Ленинградом, а также военные дневники, воспоминания ветеранов войны, карты и схемы боев. Имея представление о том, как шли бои под Ленинградом в начале 1942 года, открыл «Историю 212-ой пехотной дивизии» и сразу же натолкнулся на интересный документ. Это были записки историографа 423-го полка под названием: “Пять лет между Востоком и Западом“. Датирован он был 1944 годом, когда война уже катилась к закату. Документ принадлежал той части, где служил погибший лейтенант. Добрая половина авторского повествования была посвящена походу на Францию. Для него война с французами была совершенно иной, чем та, с которой ему пришлось позже столкнуться в России. Потери на Западе он описывал мимоходом. Главным образом восторгался победными боевыми операциями, прекрасными видами и климатом Франции, рассказывал о поездках в Париж и посещениях местных кафе.

И вдруг неожиданно для него (это видно по тону записей) в начале октября 1941 года начался Восточный поход. Дивизию перебросили в Россию, выгрузив, в конце концов, в Гатчине под Ленинградом. Дальше шло описание русской кампании: занятие позиций в Петергофе (ноябрь 1941), участие в боях в Волховском котле (1942), тяжелые потери под Красным Бором и на Синявинских высотах (1943), а также бои при отступлении под Лугой (1944). Итогом стали десятки тысяч немецких могил под Ленинградом.

Но как все это могло быть связано с Шалой? Никаких прямых ссылок на это в документе не было. Однако я уже знал из других дивизионных историй, что под Ленинградом немецкое командование часто проводило так называемую „работу по латанию прорех». Штабы полков, продолжали оставаться у берегов Невы, в то время как их батальоны сражались в Волховском котле и под Погостьем. То же самое произошло и с ротой лейтенанта Штайнера. Ею попытались закрыть дыру в немецких позициях у Шалы. Там немецкий офицер и погиб.

Его сын оказался приветливым, жизнерадостным здоровяком. 70-летний юбилей – это было явно не про него. В первый день мы с ним посетили немецкое кладбище в Сологубовке, где Народный союз с 2000 года уже перезахоронил около 30.000 солдат. Там Kaрл Фридрих Штайнер нашел в Книге памяти фамилию своего отца с указанием даты рождения и смерти, а также погребения в Шале.

Кульминацией же поездки Kaрла Штайнера должно было стать посещение самой Шалы. Трудность, однако, заключалась в том, что данный населенный пункт больше не существовал? На счастье на современной крупномасштабной карте Ленинградской области, до недавнего времени засекреченной, я обнаружил название „урочище Шала“. Находится оно в глухих дебрях к юго-востоку от Петербурга, рядом с железнодорожной станцией Жарок. Добраться туда сегодня можно только электричкой. Ни одна машина, даже джип, не в состоянии преодолеть заболоченный лес. В этот комариный мир мы отправились с немцем вдвоем: жена его не рискнула подвергнуть себя нападению «кровососов». После двух часов езды на поезде через болота и леса мы, наконец, вышли на станции Жарок. Кроме нас никто поезда не покинул. Одиноко стояли мы посреди огромного леса на бетонной платформе. Это было единственное сооружение, созданное человеческими руками. Нас приветствовали лишь комары, которые, безусловно, были рады новой добыче. Небольшая тропинка вела куда-то, где, хотелось верить, могло находиться и жилище. Когда неожиданно залаяла собака, мы поняли, что здесь должны быть и люди.

Нам повезло. Мужчину, который нам повстречался, звали Володей. Он местный охотовед и живет здесь уже более двадцати лет. К сожалению, он ничего не знал о немецком захоронении в этих краях. Собственно говоря, я готов был услышать это, так как боевые действия у железнодорожной насыпи на трассе Жарок - Погостье – Шала в январе 1942 года были скоротечными. Немцы после нескольких дней упорного сопротивления оставили свои позиции и отступили, наспех похоронив своих погибших товарищей. Данные об этом захоронении с координатами они все же успели направить в штаб дивизии, а оттуда в Берлин. Так бумаги сохранились и через годы.

Володя повел нас, к заросшему бурьяном местному деревенскому кладбищу, единственному ориентиру бывшей Шалы. Около километра мы шли по лесной дороге, которая местами выглядела очень даже неплохо. Связано это с тем, что здесь создается участок нефтепровода „Kириши-Приморск“ – крупный нефтяной проект. Володя попросил строителей привести в порядок также и небольшой участок дороги, ведущей к бывшему деревенскому погосту, что они и сделали. У этих могил по русскому обычаю мы выпили водки. Штайнер предложил почтить память солдат с обеих сторон. Мы молча кивнули и до дна осушили бумажные стаканчики. Назад торопиться не было смысла, и мы разговорились. Володя сказал, что в здешних лесах каждую весну поисковые отряды собирают солдатские останки и перезахоранивают их на этом кладбище. Три года тому назад они установили здесь Памятный камень в честь солдат 115-ой советской стрелковой дивизии. Иногда поисковики находят также и немецких солдат и оповещают об этом сотрудников Народного союза Германии. В таких случаях и немецкие военнослужащие находят затем достойное место упокоения. Возможно, эти слова несколько утешили Kaрла Фридриха Штайнера, заронив у него мысль, что нельзя терять надежды и что он, возможно, получит когда-нибудь новые известия о своем отце. Володя обещал его обязательно информировать, если он что-нибудь узнает.

Расставаясь с сыном немецкого солдата, я вдруг подумал, что история лейтенанта Штайнера особым образом соединила три поколения. Все трое – дед, отец и сын – не просто носят одинаковую фамилию. У них и имя одинаковое - Карл. Различаются они лишь вторым именем, наделяемым в церкви, которое в обиходе, не так уж часто употребляется. Я задумался, с чем может быть связана такая верность имени. И не нашел другого объяснения, как то, что сын погибшего солдата захотел сохранить память об отце не только в сологубовской Книге Памяти, но и в облике живого человека. Поэтому передал имя деда его внуку. И оказалось, не зря. Именно внук предпринял самые активные усилия, чтобы сохранить историю своего рода.

Это достойно уважения.

Юрий Лебедев

Санкт-Петербург, 25 июля 2004 г.