30.01.2015
Никто не забыт?..
ВЗЫСКАНИЕ ПОГИБШИХ.
Не во всяком посёлке увидишь такое: сколько местных жителей ни попалось нам навстречу, а каждый поклонился батюшке, поздоровался почтительно, порой и спросил что-нибудь — о церковном, о божественном. И о каждом о. Валериан Жиряков, настоятель храма иконы Божией Матери «Взыскание погибших» в Невской Дубровке, что-нибудь да знал: — Это хороший человек: труженик, смиренный, да только болеет часто… Этот со мной всегда уважителен, а в церковь — ни ногой… А этот… Ещё три года назад на человека был похож, а теперь — сами видите… Весь от водки перекосился. Как страшно на такое смотреть: вчера были люди как люди, и вдруг — на тебе! А ещё года два пройдет — и на кладбище… Иной раз наткнёшься на такую компанию — сидят где-то в закутке, пьют что-то непотребное. «Эх, мужики! Да почему же вы себя так губите? Да ведь вы же так помрёте, до сорока лет не дожив!..» А они, знаете, что отвечают? — «А зачем нам жить?» От таких слов мороз по коже. Население в поселке тает на глазах. В Невской Дубровке храм — бывший магазин, только его торговое прошлое уже не слишком бросается в глаза: отдельно стоящий аккуратный белый домик с маковкой — может, и не шедевр архитектуры, а улицу освещает и согревает. — Прихожане его хотели назвать в честь Казанской иконы Божией Матери, но наш благочинный о. Николай Тетерятников не благословил. «Нет, — говорит, — это будет храм в честь образа «Взыскание погибших». Люди сразу-то не поняли, в чем тут тайный смысл: икона, не слишком известная в народе, — почему ради неё отказываться от Казанской? А потом… Конечно, только этот образ и должен прославляться в Невской Дубровке, он словно для нас написан. — Почему же, батюшка? — Так ведь Невская Дубровка — это Невский пятачок! Он же тут, у нас, и из посёлка выходить не надо, чтобы его увидеть. Сколько здесь наших солдат погибло, есть ли на земле другое такое поле битвы — и кровавое, и горькое? Наш первый долг — молиться о павших, мы и молимся в меру своих сил, а Владычица нам помогает; вот и получается взыскание погибших. Поминания, панихиды на братских могилах; как найдут поисковики останки нашего солдата, так мы непременно в захоронении участвуем — поем за упокой его души… Недавно в посёлке поставили поминальный крест на берегу Невы, на месте переправы на Невский пятачок, — у этого креста мы каждую субботу молимся. И знаете, судя по всему, молитвы наши не остаются неуслышанными. Вот такой случай был: в позапрошлом году открывали дубровцы памятный знак на месте погибшего посёлка… У нас ведь до войны три Дубровки было: на этом берегу Выборгская и Невская, а на том — Московская; война все три слизнула начисто, только Невская Дубровка возродилась. Так вот, готовили место для памятного знака, разрыли землю — и нашли старый церковный колокол: небольшой, слегка помятый — возможно, в него снаряд попал, — но, в общем, вполне пригодный. Такой вот привет из прошлого: мол, вы за нас молитесь, и мы вас не забываем! Конечно, мы колокол почистили, подготовили, и на открытии памятника он у нас зазвучал. Звук такой глуховатый, трагический, — до глубины души проникает… А сейчас неподалёку от этого памятника мы на каждое Крещение вырубаем в невском льду иордань. — Выходит, батюшка, вы участвуете в поисковом движении? Тогда скажите, много ли ещё не погребённых воинов лежит на Невском пятачке? — Рассказать-то я могу, да лучше бы вам специалиста послушать. Пойдемте в наш музей!.. Музей в Невской Дубровке невелик. Ржавые простреленные каски, автоматы, пулеметы, снаряды, бомбы… Панорама «Оборона Невского пятачка». Но главное его богатство не в этом, главное его богатство — списки погибших воинов, которые ведёт директор музея, офицер-отставник — Александр Иванович Осипов. — Музеи, подобные нашему, где создаются? — спрашивает меня Александр Иванович, и сам отвечает: — На месте великих побед: музей в честь прорыва Ленинградской блокады, музей в честь Курской битвы… А у нас? У нас никаких побед не было. Высадка десанта на Невский пятачок — это первая попытка ликвидации блокады. Неудачная попытка! Около 300 тысяч погибших! Чем тут хвалиться, зачем музей создавать? А вот затем, чтобы увековечить память всех лежащих здесь воинов. Они пред своей смертью пережили такое, чего никому не пожелаю: всем известно, что за мясорубка была на Пятачке. Нева — сплошная стена разрывов, тот берег — сплошная стена огня; а нужно двигаться, нужно выполнять боевую задачу, нужно спасать Ленинград от голода. Пусть никто не будет забыт, пусть всех помнят — даже тех, кто не то что подвигов не совершал, кто и выстрела сделать не сумел — сразу пошёл на невское дно, не успев переправиться на левый берег. Вот моя задача… — Взыскание погибших, — замечает батюшка. — Да. Взыскание, увековечение. Списки мои растут, а каждое увековечение мне так тяжко даётся… — А что значит — «увековечить»? — Это значит — занести фамилию в мемориал, чтобы данный воин считался похороненным в данной братской могиле. Останков его уже не найти: они в Неве лежат или по лесам разбросаны… В лесах тут госпитали были — сколько в них народу перемёрло!.. Там же и хоронили, а сейчас эти могилы забыты, стёрты, заросли лесом, — где ж их найти? Да и разве это так важно? Человек сражался здесь, погиб здесь, и пусть здесь будет его фамилия на обелиске — этого довольно. А если найдём останки — подхороним. Когда я узнаю, что человек погиб в районе Невского пятачка — сразу ставлю его фамилию в очередь на увековечение. И отцу Валериану сообщаю, чтобы поминал его по-церковному. — Много еще работы впереди? — Начать да кончить. Теоретически Невский пятачок — мемориальная зона. Здесь нельзя строиться, нельзя разбивать огороды — и так далее. Всё правильно. Но вы попробуйте-ка, сравните — мемориальное кладбище — Пискаревское, и мемориальную зону — Невский пятачок! Я что-то не видал, чтобы на Пискаревке паслись козы и коровы! Я что-то не видал, чтобы на этом кладбище устраивали пикнички с водочкой! Никто не отхватывает втихушку от кладбища кусок за куском, чтобы построить там свою дачу! А у нас это всё возможно. Не только возможно, но и постоянно происходит. Пора, наконец, обустроить Пятачок так, как должно: обнести его оградой, поставить достойный монумент и не пускать туда не только коров, но и праздношатающихся людей. Путь он будет единой братской могилой, а на могиле не топчутся. Там только панихиды служить можно. Надо сделать примерно то же, что сделано во Франции на поле Верденской битвы: земля огорожена, распахана, засеяна газонной травкой и объявлена неприкосновенной территорией. Только тогда можно будет сказать, что свой долг по отношению к погибшим на Невском пятачке мы хотя бы отчасти выполнили. …Выходя из музея, о. Валериан заметил: — А все-таки, эти солдаты, погибшие на Невском пятачке, — счастливые… Пусть вам и странно слышать такие слова, но это так. Они пали за други своя, они у Господа не забыты… И мы их помним: поминаем на службах, и просто, что называется, храним благодарную память… А вы зайдите на современное дубровское кладбище. Страшно… До войны в Невской Дубровке было 22 тыс. жителей, а сейчас — шесть тысяч. Лежат на кладбище мужчины — 40 лет, 30 лет, 20… Вот где подлинно погибшие… Эти-то души и взыскать бы, пока не поздно, да чем раньше, тем лучше! Мы с батюшкой шли в Дубровский детский дом. Детдомовских ребят от простых школьников отличишь сразу: есть у них в глазах какой-то огонек, какая-то особая доверчивость, общительность, своеобразное обаяние, не похожее на то, которым обладают «домашние» дети… — У вас такие воспитанники — не сахар! Их в школу идти не заставишь… Неужели они ходят в церковь? Как вам удалось их заставить? — Да разве мы заставляем? — удивляется воспитатель детского дома Татьяна Ивановна Рудакова. — Накануне праздника я говорю ребятам: завтра у нас такой-то день, отец Валериан всех приглашает на службу. И человек 20—30 всегда вызываются. Мы особенно любим престольный праздник, и батюшку всегда спешим с именинами поздравить… — Ну, может быть, это они хотят вам понравиться, хотят перед воспитателями себя показать? — А вы думаете, у нас все воспитатели — церковные люди? Сколько есть примеров, что воспитатель невоцерковлённый, а дети у него в храм ходят. Нет, вы не правы… В первое время, когда мы только начали воцерковляться, когда только-только возник наш маленький поселковый храм, у нас в детдоме было очень много трудных ребят: тут и нюхачи (это те, что клей «Момент» нюхали), и «бегуны», и просто прогульщики… И все эти дети очень любили общаться с о. Валерианом. Был такой Коля Афанасьев — его в школу вообще было не загнать, но он все свободное время поводил в нашей часовенке, как будто в собственной келье: рисовал иконки, выжигал, мастерил что-то… Был Женя Лаврик, — он сперва не ходил в храм: «Меня, — говорит, — там всё смешит, не могу стоять спокойно». А потом сам подошёл: «Я уже полгода в детдоме, а до сих пор не окрещённый. Окрестите меня!» Он сейчас в сельскохозяйственном лицее учится, во Всеволожске, а когда приедет нас навестить, непременно зайдет в церковь. Ездим мы в паломничества с о. Валерианом, и уж там все ребята в храм идут, независимо от того, посещают они здесь церковь или нет. — А вы и в паломничества ездите? — Обязательно! В Старую Ладогу, в Тервеничи, к Александру Свирскому… — Это что, — вмешивается батюшка. — Они однажды на Коневец ходили — пешком по льду. А как они в праздничных выставках в Лавре участвуют!.. — Что ж, участвуем — и в Пасхальных, и в Рождественских… Поделки свои там продаем; старушки их у нас покупают, а бывает, что и храмы целую партию закупят — на подарки. Каждая поделка рублей по десять стоит, а некоторые наши ребята зарабатывают за выставку тысячи по две — вот и считайте… — Как вы считаете, все это церковное воспитание идет ли на пользу? Или минуют годы, детский дом забудется, дурные гены дадут о себе знать… — Ох… Гены-то генами… Но тут и государство наше не без вины. По закону ребенок после 18 лет должен вернуться в свою семью: туда, откуда он ушел в детский дом, туда, где пьют, наркоманствуют и так далее, и так далее… За детьми закреплено родительское жильё, — а больше им жить негде, деваться некуда. И они возвращаются на эту помойку, и много-много наших трудов идёт прахом. Так что же теперь — опустить руки? Если есть возможность привести детей в церковь, что же — отказываться от неё? Если дети сами тянутся к Богу, — закрыть на это глаза? Господь их призывает — Он их и не оставит. И ведь многие ребята становятся на добрый путь… Каких только детей у нас не было!.. Помню девочек, которые бросались из окна «от несчастной любви» и лежали потом в психушке… Сейчас они закончили педагогическое училище, работают, имеют хорошие семьи. Нет, многие выправляются… — Я вам больше скажу: детдомовские дети во многом изначально лучше домашних, — говорит батюшка. — В чём тут причина? Не знаю, но все отмечают, что душа у них открытая, добрая — плодородная почва, понимаете?.. Неужели и эти души потеряем, как потеряли мы поколение их отцов? Нет, Взыскательница погибших на то и пришла в наш край, чтобы не дать ему сгинуть окончательно. Она о нас молится, и молятся о нас тысячи павших на Неве за други своя. С такой помощью, верю, — не погибнем.
Алексей БАКУЛИН
Адрес храма во имя иконы Божией Матери «Взыскание погибших»: 188684, Ленинградская область, Всеволожский район, пос. Невская Дубровка, Советская ул., д. 18. Тел.: 8 (813-70) 76-036
 СМИ о Музее /
 4618 /
 Osipov
/
|
| Всего комментариев: 0 | |
